Энциклопедия Русской эмиграции - волконский сергей михайлович

В 1893 В. был назначен комиссаром от министерства народного просвещения на Чикагскую всемирную выставку и на Всемирный конгресс воспитания. В 1896 прочитал цикл публичных лекций по русской истории и литературе в Лоуэллском институте (Бостон), изданных на английском и немецком языках. Совершил поездку по США с теми же лекциями, вызвавшими большой интерес, их результатом стало основание кафедры славяноведения в Гарвардском университете. Лекции дважды издавались в России, вызвав положительные отклики в критике (в том числе Вл.Соловьева). С конца 1880-х В. выступал как художественный критик, разрабатывая общефилософские и нравственные вопросы искусства, Тогда же делал попытки стать актером и режиссером. С 1896 В. камергер, в 1899-1901 директор императорских театров. Подал в отставку после конфликта с балериной М.Кшесинской, пользовавшейся покровительством царского двора. Непродолжительное время сотрудничал с С. Дягилевым, которого В. рекомендовал на должность редактора-издателя «Ежегодника императорских театров».

С начала 1900-х целиком посвятил себя театральной критике, изучению теории и практики современной режиссуры, актерского мастерства и декламации. Изучал системы К.Станиславского, Г.Крэга, М.Рейнхардта, экспериментальную сценографию А.Аппиа. Издавал книги, оказавшие влияние на эстетику русского театра начала века. Станиславский ценил его книги «Выразительное слово» и «Выразительный человек» (обе СПб., 1913). Публиковался в журналах «Аполлон», «Студия», «Русская художественная летопись», «Мир искусства», «Ежегодник императорских театров» и др., поддерживая новаторские тенденции на русской сцене. В 1910-е В. горячо поддерживал систему ритмической гимнастики Э.Жак-Далькроза, посетил его школу в Хеллерау. Начал пропагандировать собственную «ритмическую утопию» универсальную систему движений человеческого тела как «материала жизни», создал в Петербурге Курсы ритмической гимнастики, издавал специальный журнал. В 191821 преподавал в литературных и театральных студиях Москвы, был членом дирекции Большого театра (1918-19). Сблизился с философом И.Ильиным, по его словам, «одним из самых выдающихся людей нашего времени», вместе с которым пытался привить на читаемых ими лекциях «свободное мышление и свободное его выражение», за что оба они были отстранены от преподавательской работы.В. был в списках тех профессоров, которые подлежали высылке из СССР в 1922, но ему удалось выехать из Петербурга во Францию в декабре 1921: «Наконец оставил за собой границу, отделяющую мрак советской России от прочего мира Божьего.

Стоны, скрежет и плач остались там, во тьме,,., позади остались насилие, наглость и зверство...

В Париже В. стал театральным обозревателем газеты «Последние новости», в то же время читал лекции по истории русской культуры, русского театра для эмигрантов и по приглашению французских, итальянских и северо-американских университетов. Внимательно следил за театральной жизнью Европы, в том числе за выступлениями советских театров. Не принял радикализма постановок В.Мейерхольда, расхождение с которым произошло еще в 1900-е, «Ревизор» Гоголя, показанный Государственным театром им. Мейерхольда в Париже в 1930, вызвал настоящий гнев В., взявшего эпиграфом к рецензии слова пушкинского Сальери: «Мне не смешно, когда фигляр презренный...» (ПН, 1930, 30 июня). Остался глух к актерским новациям М.Чехова, только частично принял спектакли Камерного театра и стиль Е.Вахтангова. «Фанатичный жрец Искусства», как назвал князя А.Бенуа, он во взглядах и вкусах до конца жизни остался в рамках русского Серебряного века, не приемля и крайностей французского театрального авангарда (например, поисков реж, А.Арто и др.). В своих рецензиях парижского периода В. оставался тем же, что и в суждениях конца XIX нач. XX вв. защитником ценностей классического искусства, допускающим отклонения от реализма разве только в сторону дорогой для него «музыкальности движения» актера и «биоритмики», к которой, правда, в последние годы обращался все реже. Он не искал сближения с Дягилевым, хотя с одобрением отозвался о новых постановках Русских сезонов и впоследствии написал проникновенный некролог Дягилеву. Отдавал он должное и хореографам-ученикам и соратникам Дягилева (среди них Лифарь, Баланчан, Мясин). Высоко ставил русские оперные спектакли в Частной опере М.Кузнецовой-Бенуа. В начале 1930-х В. стал директором Русской консерватории в Париже, объединившей музыкантов-эмигрантов и просуществовавшей, первоначально благодаря заботам В., несколько десятилетий.

В эмиграции В. по-прежнему занимался делом своей жизни увековечиванием памяти своих выдающихся предков (он был внуком декабриста кн.С. Волконского). Его «Музей декабриста» в Павловке был разорен в годы революции, но часть вещей ему удалось вывезти в Париж.

Изданный совместно с известным литературоведом Б.Модзалевским в 1910-е том семейного архива С.Волконского нашел свое продолжение в книге В. «О декабристах по семейным воспоминаниям» (Париж, 1921). В.

написал в эмиграции 2-томные «Мои воспоминания» (Берлин, 1923-24; М.

1992), по праву считавшиеся образцом русской мемуарной прозы, исторический роман «Последний день» (Париж, 1928), множество статей.

Современникиэмигранты высоко отзывались о личности В.; лучшей характеристикой могут быть слова М-Цветаевой: «Это моя лучшая дружба за жизнь, умнейший, обаятельнейший и гениальнейший человек на свете... Познакомилась я с ним в Москве в январе 1920 г. и люблю его, как в первый день». Цветаева посвятила В. цикл из семи стихотворений «Ученик» (1921) и статью о нем «Кедр. Апология» (1924) в связи с изданием книги В. «Мои воспоминания». В своем некрологе Г.Адамович написал о В. так: «Это был один из самых одаренных, самых своеобразных, живых и умственно-отзывчивых людей, которых можно было встретить в нашу эпоху... Своеобразие было все-таки наиболее заметной его чертой. Князь Волконский ни на кого не был похож, и в каждом своем суждении, в каждом слове оставался сам собой».